...

Он ловко (привычно) перерезает провод, стягивающий ее запястья. Склонившись, алабамец настаивает безоговорочным тоном, потому что ее слово (желание) в этой ситуации ничего не стоит.
-Я приведу детей.

Женщина садится на кровати, отбросив край одеяла, уже пропахшего ночной страстью (им). А он улыбается своим мыслям, теребя в руке пластиковую бутыль с изображением плода киви на этикетке.
-Немного крема для рук, и их мозоли от веревок уже не будут так болеть.

Одна бессонная ночь – и в уголке ее (его) рта легла тонкая складка, сухая горечь глаз прекрасно сочетается со стрихниновым осадком на сердце:
-Не выйдет!

Мужчина не может (не хочет) понять истинный смысл этих слов. Потому что так для него проще.
-Конечно, выйдет! Вот тут на бутылочке написано: «успокаивает кожные раздражения и…»

Ей сложно выдержать эту насильственную (искреннюю) любовь и нежелание бывшего любовника оценить его действия трезвым взглядом:
-Нет! Все это – ничего не выйдет…

Южанин быстро хватает ее тонкие кисти, влажные и холодные, несмотря на жару. Массирующими движениями растирает красные припухшие следы. Ей больно, ей страшно - не за себя. Мужчина кожей (сердцем) чувствует и ее боль, и ее страх, и ее теплый запах, смешанный с ароматом «Angel».

-У меня есть работа, детям нужно в школу, - продолжает та. Мягко, тихо, будто не хочет вспугнуть его. Почему-то наоборот все: не она должна сейчас бояться дышать, избегая его гнева. Не она. А ее мучитель. Который и боялся – когда она заснула в кольце его рук на пару часов.

-Мы все вернемся к нашим повседневным занятиям, когда закончится этот небольшой период привыкания.

Тогда женщина решается предпринять последнюю попытку, выложить последний оставшийся козырь:
-Сегодня должен прийти кое-кто.
-Кто?
Алабамец на секунду останавливается, теперь уже пытаясь понять ее. Кто-то смеет помешать их воссоединению, от кого-то (от всех) можно ждать угрозы. Это может разрушить его взлелеянную годами мечту.

-Эта женщина, Петти, из группы, встречающей новоселов.
-Так позвони ей и отмени все, - чуть ли не вздыхает мужчина от облегчения: все намного проще, чем он думал.
-У меня нет ее номера.

Нет, не проще… Просто никогда не бывает, он к этому привык. С каждой минутой становится сложнее выдерживать искусственную (вынужденную) изоляцию, созданную им же.
-А если она придет, а я не открою дверь – она поймет, что что-то не так…

Отвернувшись к окну, южанин силится логически осмыслить ситуацию, постепенно выходящую из-под контроля. На ум не приходит ничего, кроме убеждения, что придется и дальше импровизированно играть роль заботливого отца, пока они наконец не станут семьей.

Женщина больше всего боится, когда он молчит. Молчание (он) таит в себе слишком много. А ей нужно знать о его планах, чтобы попытаться разрушить хотя бы некоторые.

И ей, матери двоих детей, тоже приходится импровизировать. Причем так, чтобы он не заметил плохой игры:

-Тедди…Медвежонок…
Но он замечает, несмотря на свое временное (захватывающее) ослепление утопическим счастьем. И пусть это было не искренне, притворно даже для нее – алабамцу было плевать. Но за сладкой глазурью слов таилась горькая правда ее истинных желаний:
-Тебе надо уходить. Если она тебя узнает…Я не хочу, чтобы ты угодил в неприятности.

Последняя фраза заставляет южанина искренне улыбнуться! В своей простоте она и очаровательна, и наивна (глупа). Все неприятности остались в том времени, когда она сдала его полиции в обмен на идиотское чувство безопасности.

Наклонившись, мужчина вдохнул запах ее взъерошенных волос, скрывающих багровые засосы на шее.
-Ерунда…Никаких неприятностей!

Сохраняя улыбку, он достает из ящика пистолет и приоткрывает дверь, зная, что за другой его встретят две пары испуганных детских глаз. Возможно, смягчая и их руки кремом, он даже заметит соленые капли, бегущие по их щекам. Но разве этот временный (нужный ему) период привыкания является настоящей проблемой?

-Совершенно никаких неприятностей! – и закрывает дверь.